Вчера в южной столице начался прием документов на получение «доступного» жилья по государственной программе… Журналисты «Комсомолки» попытались пройти сквозь толпу к зданию департамента. Хотя бы поближе к воротам. Пару шагов — и толпа буквально начала засасывать, подобно трясине, стягиваясь позади.
Вчера в южной столице начался прием документов на получение «доступного» жилья по государственной программе…
Журналисты «Комсомолки» попытались пройти сквозь толпу к зданию департамента. Хотя бы поближе к воротам. Пару шагов — и толпа буквально начала засасывать, подобно трясине, стягиваясь позади.
Вокруг здания департамента недвижимости на Жарокова и Тимирязева — единственного места в Алматы, где принимают документы! — металлическое ограждение, выставленное заранее. За ним — полицейский кордон, сдерживающий толпу. Полицейские пытаются не обращать внимания на слезные просьбы и суровые требования пропустить. Только живой очередью по десять человек! А очередь — буквально кольцом вокруг департамента и ближайшей пятиэтажки — на сотни метров. Пройти по тротуару по Жарокова невозможно, въехать во двор жильцы также не могли — он забит теми, кто вроде как имеет право рассчитывать на льготную квартиру.
«Такое я видел только один раз», — благообразный дедушка задумчиво взирает на смертоубийство возле департамента жилья Алматы. Заметив мою заинтересованность, продолжает: «По телевизору. Как матросы Зимний брали».
— А что, — спрашиваю, — вы тоже в очередь за социальным жильем?
— Ну да. Сын попросил занять очередь, сам на работе, после обеда приедет.
Постояв еще пару минут, дедушка решительно достает из кармана мобильный телефон и со словами: «Не разбираюсь я в этой технике», просит помочь набрать номер. Становлюсь невольным свидетелем следующего монолога.
– Знаешь, сынок, я думаю, проживем мы без этой квартиры, места, слава богу, всем хватает. И внучке найдем. Я у тебя всетаки не солдат, поэтому хочу умереть в своей постели, а не на поле битвы…
Очередь, чтобы сдать документы, здесь начали занимать еще во вторник, накануне первого дня приема. Рядом — «скорая помощь», чуть подальше — еще три бригады.
— Девочки, дайте валидольчику, — стучится к медикам пожилая женщина.
Двери распахиваются и врачи, поддерживая выходящих двух пациенток, помогают подняться очередной жертве госпрограммы.
— Многие обращаются? — спрашиваю водителя «Скорой», который нервно курит рядом.
Тот зло сплевывает: «Хватает». «С чем обращаются?» — пытаюсь поддержать разговор.
Не получается. Беседу прерывает плачущий голос: «Скорая»! Ну, где же «Скорая!?»
Вместе с водителем бросаюсь навстречу двум женщинам, которые под руки буквально волокут третью. Видимо, приняв за врача, одна из них хватает меня за куртку:
– У нее почки слабые! Наверное, отказали!!!
— Сейчас, сейчас, — бормочу, шалея от происходящего. — Врачу расскажете, он здесь.
Помогаю загрузить почти без сознания женщину в машину, вижу, что внутри «Скорой» еще три человека. Возле них, не обращая внимания на тесноту, хлопочет медсестра.
Неподалеку на бордюрчике с отрешенным взглядом сидит та женщина, что недавно просила валидол. Подхожу к ней: «Вам помочь? Позвонить, может, комунибудь, чтобы приехали, забрали?» Она переводит на меня непонимающие глаза. И вдруг заливается слезами:
– Мне же чутьчуть оставалось, — причитает она. — Я же тут всю ночь стояла. Совсем чутьчуть…
Понимая, что помочь ничем не смогу, отхожу в сторону. Эта женщина пытку очередью не выдержала.
По словам главврача станции скорой медицинской помощи Игоря Волкова, вчера здесь работали четыре бригады медицинской помощи. Одна — внутри здания и три — снаружи. За помощью к медикам обращались десятки людей. У кого уровень сахара упал в крови, у кого давление скакнуло, кто попросту замерз. Случались обмороки, но помощь была оказана на месте. В ночь со вторника на среду госпитализировали одного человека с переломом лодыжки. Однако, как заметил Игорь Борисович, были среди них и просто симулянты. Наверное, надеялись, что потом их пропустят без очереди.
С интервалом в минуту людская масса колышется, и над толпой проносится рев мужчин и визг придавленных женщин. Полиция пытается, время от времени вклиниваясь в толпу, растянуть очередь, но это помогает мало.
Вчера обратной дороги здесь не было: у людей нет возможности отойти даже в туалет, хотя недалеко заботливо поставлены биотуалеты. Но они за полицейским оцеплением, и даже если люди в форме поверят тому, что «я здесь стоял», дальше очередь не пропустит.
Очередь вытянулась вдоль пятиэтажки, хуже всего приходится тем, кто оказался у стены. Спрессованная масса людей, жаждущих получить заветный талончик, безжалостна к тем, кто посмел покинуть их ряды. С трех сторон давит живая масса, с четвертой — бездушный камень.
Какойто парень, не самый хилый, причем, не выдерживает, с трудом взбирается на решетку окна первого этажа. И остается висеть. Поскольку выбраться оттуда ему можно только по головам.
Жильцы первого этажа по возможности входят в положение тех, кто спрессован в очередь под их окнами. В какойто момент распахивается окно, и молодая девушка протягивает горсть шоколадных конфет, они расходятся по рукам мгновенно.
Из другого окна, что поближе к пропускной калитке, где плотность людей самая высокая, организован настоящий конвейер из литровых банок с питьевой водой.
Кто-то решает, что жизнь или, по крайней мере, здоровье дороже, и выдирается из толпы. Вымазанные по пояс в грязи, люди уходят, ругая все и всех.
А метрах в двух из толпы на руках выносят женщину без сознания. Затем — еще одну.
Разозленный, униженный, бездомный народ попросту снял звено металлического ограждения, пытаясь — надежда ведь умирает последней! — немного приблизиться к двери департамента. За ней — следующий шаг к мечте о недорогой квартире — заветный талончик на прием документов.
Взмыленный, как после парной, парень в распахнутой куртке и расстегнутой до пояса рубашке — сорвали все пуговицы! — кричит полицейскому: «Какая живая очередь, командир! Вы же толпами без очереди пропускаете!»
От наблюдений за давкой меня отрывает цивильно одетый мужчина. За разговором приходим к единому мнению, что ТУДА не полезем, даже если квартиры бесплатно раздавать будут. После короткой паузы мужик, понизив голос, спрашивает:
– Не слышал? Тут, говорят, можно хату получить и не давиться?
— Нет, — отвечаю. — А в чем фишка-то? Заплатить кому и без очереди пройти?
— Да нет, конечно, — уже шепотом говорит он. — Все намного проще, с гарантией. Ведь даже если талон получишь, никто не гарантирует, что в очередь поставят. Да и сколько потом ждать? Давай в сторонку отойдем, поговорим. Есть каналы...
К сожалению, узнать, по каким таким каналам можно получить социальное жилье без проблем, не удалось. Интимный разговор неожиданно прерывает знакомый журналист, приветствуя во весь голос:
— И ты тут? Что, тоже об этом беспределе пишете?
Сделав страшные глаза и злобно улыбнувшись, снова поворачиваюсь к мужику, но вижу только стремительно удаляющуюся спину. Впрочем, минут через 15 замечаю его в стороне, мило беседующим с женщиной. Встретившись со мной взглядом, он отворачивается и отводит собеседницу подальше.
От толпы отделяется женщина с лицом человека, который не верит, что прошел через все это.
— Я в два ночи сюда пришла очередь занять, — устало рассказывает нам Роза. — Внутрь я попала только около полудня. Получила всего-навсего талончик. А ведь, как и многие, собрала все документы. Ведь везде официально говорили, что сегодня начинается прием документов. А нужно было всего лишь принести с собой удостоверение личности. Дату сдачи мне определили. Боюсь даже предположить, что меня ждет еще…
Глядя на полицейского, который склонился над бессильно опустившейся на землю женщиной, — честное слово, даже проживая в двухкомнатной квартире с супругой, двумя детьми и тещей! — я порадовался, что не попадаю в категорию людей, имеющих право на социальное жилье…
07.02.2008
Игорь Клевцов, Сергей Майборода, www.kp.kz